Лариса Эдуардовна ЖЕЛЕНИС
Родилась в городе Дебальцево Донецкой области. Окончила Ленинградский технологический институт им. Ленсовета и Литературный институт им.
А.М. Горького (семинары Владимира Цыбина и Владимира Кострова).
Начала печататься в 1998 году, первая публикация - в ярославской областной газете «Северный край». Публиковалась в ярославских и московских коллективных сборниках, в журналах: «Наш современник», «Литературная учёба», «ВЕЛИКОРОССЪ», «Молодая гвардия», «КРЫМ», «ЛУЧ», «Полярная звезда», «Дарьял», «Журнал ПОэтов», «Невечерний свет», «1-ый
Всероссийский литературный журнал ЛИФФТ», в «Литературной газете», в
«Петербургской газете», в интернет-изданиях, «Артбухта», «Фабрика
литературы» «Новый континент» и др. Лауреат конкурса "Таланты земли
Ярославской", посвященного 1000 – летию Ярославля (2010 г.), лауреат
конкурса им. Павла Беспощадного «Донбасс никто не ставил на колени!»
(2016 г.), лауреат III Всероссийского Литературного Фестиваля «ЛиФФт-
2018» – обладатель серебряной медали, победитель Международного
литературного конкурса «Славянская-лира-2021», лауреат Международного
литературного конкурса «Русский Гофман – 2022». Автор пяти поэтических книг, в две из которых вошла и проза, член Союза писателей России, живет в Ярославле.
Лариса Желенис
Подборка стихотворений
* * *
Осветил тонкий луч из окошка
поминальную в храме свечу.
На церковной скамье дремлет кошка,
посижу вместе с ней, помолчу.
Отрешенно увижу сквозь пламя
в череде уплывающих лет
лица тех, кого нет уже с нами,
ликов благословляющий свет.
поминальную в храме свечу.
На церковной скамье дремлет кошка,
посижу вместе с ней, помолчу.
Отрешенно увижу сквозь пламя
в череде уплывающих лет
лица тех, кого нет уже с нами,
ликов благословляющий свет.
* * *
Не родившись, жила я в раю
робких образов, мнимых движений.
Узнавала я душу свою
в миллионах других отражений.
Я была для себя двойником,
запредельного звука частицей,
но подземным лесным родником
торопилась наружу пробиться.
Рай исчез – прорвалось, растеклось,
расплескалось пространство эфира.
Криком первым моим началось
для меня сотворение мира.
робких образов, мнимых движений.
Узнавала я душу свою
в миллионах других отражений.
Я была для себя двойником,
запредельного звука частицей,
но подземным лесным родником
торопилась наружу пробиться.
Рай исчез – прорвалось, растеклось,
расплескалось пространство эфира.
Криком первым моим началось
для меня сотворение мира.
* * *
Над прялкою дремлет Бессмертье…
Столетья пронзая насквозь,
под пряжей земной круговерти
пульсирует, крутится ось,
вплетая ветра и травинки,
и судьбы, и лунную пыль.
Здесь в самой безликой былинке
нетленная теплится быль.
И кто-то во мне – так неявствен,
несмел, неуклюж и непрост,
глядит с вековым постоянством
в долину потерянных звёзд.
Столетья пронзая насквозь,
под пряжей земной круговерти
пульсирует, крутится ось,
вплетая ветра и травинки,
и судьбы, и лунную пыль.
Здесь в самой безликой былинке
нетленная теплится быль.
И кто-то во мне – так неявствен,
несмел, неуклюж и непрост,
глядит с вековым постоянством
в долину потерянных звёзд.
Клеверный край
Где же ты, мой забрызганный росами
детства краешек – клеверный край,
где воюют дожди с сенокосами,
а в июле – малиновый рай,
где босыми ногами изведана
колких тропок весёлая боль,
где явилась, откуда – неведомо,
к тишине и раздолью любовь…
Разверни мне свой ситцевый, розовый
медоносных лугов лоскуток,
поздоровайся веткой берёзовой,
подари весь в иголках грибок,
раскачай мне качели, и снова я
полечу над землёй без труда,
засверкают, как шишки сосновые,
оттолкнувшись от пяток, года!
детства краешек – клеверный край,
где воюют дожди с сенокосами,
а в июле – малиновый рай,
где босыми ногами изведана
колких тропок весёлая боль,
где явилась, откуда – неведомо,
к тишине и раздолью любовь…
Разверни мне свой ситцевый, розовый
медоносных лугов лоскуток,
поздоровайся веткой берёзовой,
подари весь в иголках грибок,
раскачай мне качели, и снова я
полечу над землёй без труда,
засверкают, как шишки сосновые,
оттолкнувшись от пяток, года!
Маме
Мой поезд тронул с места,
стремясь в густую мглу.
Луна кусочком теста
приклеилась к стеклу.
Мне вновь рисуют грёзы
тропинку у двора,
где мамину берёзу
баюкают ветра.
А в доме – и ватрушки,
и добрые дела.
Здесь сказка под подушкой
давным-давно жила.
Там, с мамой – как обычно,
и кошка, и покой.
А волосы привычно
испачканы мукой…
О моём отце
Отец любил компанию, был весел,
и вспыльчив был, и много знал, умел.
Мне в детстве вместо колыбельных песен
военные, о родине он пел.
Я под «Морзянку» засыпала сладко,
и снился мне орлёнок в вышине.
А папа слёзы вытирал украдкой,
и эти слёзы проросли во мне…
О, почему отчаянно люблю я,
когда вдруг сердце просится на взлёт,
услышав с детства музыку родную?
То папина душа во мне поёт!
и вспыльчив был, и много знал, умел.
Мне в детстве вместо колыбельных песен
военные, о родине он пел.
Я под «Морзянку» засыпала сладко,
и снился мне орлёнок в вышине.
А папа слёзы вытирал украдкой,
и эти слёзы проросли во мне…
О, почему отчаянно люблю я,
когда вдруг сердце просится на взлёт,
услышав с детства музыку родную?
То папина душа во мне поёт!
* * *
Лёгкий бег секундной стрелки
по дорожке невесомой –
это Время, словно белку,
посадили в колесо мы,
и минуты сочинили,
и построили Пространство…
Мир на части разделили –
потеряли постоянство.
по дорожке невесомой –
это Время, словно белку,
посадили в колесо мы,
и минуты сочинили,
и построили Пространство…
Мир на части разделили –
потеряли постоянство.
* * *
Разорван день на тысячи дождинок,
и жизнь разорвана на тысячи дождей.
Дождя и солнца вечный поединок
в природе и в душе моей.
Зачем на смену солнцу непременно
приходит дождь, когда его не ждёшь,
зачем любви лучистой, откровенной
во след журчит дождями ложь?
Чья капля станет первой, чья последней –
уносит всё небесная река.
И вновь идут по солнечному следу:
я, ты, любовь и облака.
и жизнь разорвана на тысячи дождей.
Дождя и солнца вечный поединок
в природе и в душе моей.
Зачем на смену солнцу непременно
приходит дождь, когда его не ждёшь,
зачем любви лучистой, откровенной
во след журчит дождями ложь?
Чья капля станет первой, чья последней –
уносит всё небесная река.
И вновь идут по солнечному следу:
я, ты, любовь и облака.
Ледяные часы
Сосулька растёт под карнизом,
роняет слезу на балкон.
На лучик точеный нанизан
сверкающий солнечный звон!
От брызг, от весеннего света
прохожие морщат носы.
Срываются капли, и к лету
спешат ледяные часы.
Накапливает и считает
живые секунды весна.
Сосульку, смеясь, разбивает,
как чашку - на счастье, она!
роняет слезу на балкон.
На лучик точеный нанизан
сверкающий солнечный звон!
От брызг, от весеннего света
прохожие морщат носы.
Срываются капли, и к лету
спешат ледяные часы.
Накапливает и считает
живые секунды весна.
Сосульку, смеясь, разбивает,
как чашку - на счастье, она!
* * *
Cмерть плывёт под черным парусом:
"Эй, под белым! Не зевай!"
Люди лезут к верхним ярусам,
люди делят каравай...
Сухари там или пряники
у судьбы? ад или рай?
Всё равно мы на "Титанике",
кого хочешь, выбирай!..
"Эй, под белым! Не зевай!"
Люди лезут к верхним ярусам,
люди делят каравай...
Сухари там или пряники
у судьбы? ад или рай?
Всё равно мы на "Титанике",
кого хочешь, выбирай!..
* * *
Сочтённые веками
минуты и часы
уложены витками
в старинные часы.
Качнувшееся бремя –
как маятник, мораль…
Свернувшееся время –
гремучая спираль.
минуты и часы
уложены витками
в старинные часы.
Качнувшееся бремя –
как маятник, мораль…
Свернувшееся время –
гремучая спираль.
Ева
Уходить от тебя
не хочется.
Да меня просто –
нет!
Но за кротким дождём
полощется
хлопотливый рассвет.
Я толкну тебя в бок,
полусонная –
«дорогой, мне пора».
Появлюсь поутру,
влюблённая,
… из ребра.
не хочется.
Да меня просто –
нет!
Но за кротким дождём
полощется
хлопотливый рассвет.
Я толкну тебя в бок,
полусонная –
«дорогой, мне пора».
Появлюсь поутру,
влюблённая,
… из ребра.
* * *
Спасибо, что ты меня встретил
на полутемном перроне
именно в этом столетии,
прибывшую в этом вагоне.
Пусть не разберёмся мы, дети,
в огромном судьбы расписании -
самый счастливый на свете
билет выдан в кассовом зале!..
на полутемном перроне
именно в этом столетии,
прибывшую в этом вагоне.
Пусть не разберёмся мы, дети,
в огромном судьбы расписании -
самый счастливый на свете
билет выдан в кассовом зале!..
О вдохновении
Пусть не смолкает музыка во мне,
морозом жарким обжигает, лечит,
и дарит наяву или во сне
с моей любовью солнечные встречи!
О, испытай такой озноб, душа,
когда без сил ты молишь о спасении
и чутко замираешь, не дыша,
пред неизбежным шквалом вдохновения!
морозом жарким обжигает, лечит,
и дарит наяву или во сне
с моей любовью солнечные встречи!
О, испытай такой озноб, душа,
когда без сил ты молишь о спасении
и чутко замираешь, не дыша,
пред неизбежным шквалом вдохновения!
На зеркальных дорогах
Зеркальные дороги…
Куда ведут они?
когда дожди и вьюги
и встречные огни.
Мы — только отраженья
большого бытия,
великого движенья
на шарике «Земля».
И каждый в жизни встречный
случайно, вразнобой,
становится навечно
и смыслом, и судьбой.
Куда ведут они?
когда дожди и вьюги
и встречные огни.
Мы — только отраженья
большого бытия,
великого движенья
на шарике «Земля».
И каждый в жизни встречный
случайно, вразнобой,
становится навечно
и смыслом, и судьбой.
* * *
Откуда во мне столько страсти,
бушующей, как океан?
И горько-солёное счастье
внезапно, как смерч, ураган!
Из пены какого прибоя,
забыв, что ей тысячи лет,
рождённая мной и тобою
любовь появилась на свет?!
бушующей, как океан?
И горько-солёное счастье
внезапно, как смерч, ураган!
Из пены какого прибоя,
забыв, что ей тысячи лет,
рождённая мной и тобою
любовь появилась на свет?!
О счастье
Если счастьем вдруг сияю,
то раздать его не жалко
хмурым утренним трамваям
и клюющим крохи галкам,
передать свою улыбку
удивлённым лицам встречным -
пусть продлится в мире зыбком
то, что не бывает вечным!
то раздать его не жалко
хмурым утренним трамваям
и клюющим крохи галкам,
передать свою улыбку
удивлённым лицам встречным -
пусть продлится в мире зыбком
то, что не бывает вечным!
Львы зевают
Свиданье с зимним Петербургом
в который раз переживаю,
привет Свечному переулку
из праздничного шлю трамвая.
Пройдусь. В огнях, нарядный город
навстречу движется, кивая,
и Новый год наступит скоро!
Но…равнодушно львы зевают.
Им что года, что потрясенья,
дворцы, царицы и столицы –
для них застывшее мгновенье
важнее бурь и революций.
Застыли, как на фотоснимке,
где мы давным-давно с тобою
стоим, весёлые, в обнимку,
а львы зевают за спиною.
Мы новогодней встрече рады,
у нас в объятьях – целый город,
и нам светло от снегопада,
и каждый вновь волшебно молод!
в который раз переживаю,
привет Свечному переулку
из праздничного шлю трамвая.
Пройдусь. В огнях, нарядный город
навстречу движется, кивая,
и Новый год наступит скоро!
Но…равнодушно львы зевают.
Им что года, что потрясенья,
дворцы, царицы и столицы –
для них застывшее мгновенье
важнее бурь и революций.
Застыли, как на фотоснимке,
где мы давным-давно с тобою
стоим, весёлые, в обнимку,
а львы зевают за спиною.
Мы новогодней встрече рады,
у нас в объятьях – целый город,
и нам светло от снегопада,
и каждый вновь волшебно молод!
* * *
Ты его не ищи, не ищи!
Пусть за окнами дождь суетится,
пробегают зонты и плащи,
расплываются пятнами лица.
Может, сам он себя потерял
в городском металлическом лае,
а сегодня вода сентября
даже след его заливает…
Он, быть может, оставил себя
на другом берегу ненастья -
там летят журавли, трубя
о своём возвышенном счастье,
и уносит его мечты
в поднебесье апрель крылатый,
и так солнечно веришь ты,
что найдёт он себя когда-то!
Пусть за окнами дождь суетится,
пробегают зонты и плащи,
расплываются пятнами лица.
Может, сам он себя потерял
в городском металлическом лае,
а сегодня вода сентября
даже след его заливает…
Он, быть может, оставил себя
на другом берегу ненастья -
там летят журавли, трубя
о своём возвышенном счастье,
и уносит его мечты
в поднебесье апрель крылатый,
и так солнечно веришь ты,
что найдёт он себя когда-то!
След
Пусть отдалился самый близкий –
всё так же солнышко встаёт …
И в путь свой верит в сильной выси
плывущий тихо самолёт,
где след вскипает пеной белой,
а после тает без следа!
Зачем пытаюсь неумело
оставить что-то навсегда,
запечатлеть в большом пространстве
на хрупком жизненном пути
кипящее непостоянство
всего, что в силах расцвести,
перетекающее время
от нашего небытия
в банальность вечной теоремы,
в которой ты, она и я,
зимы холодные шептанья,
и радость – вдруг, наперекор,
от были к небыли метанья,
спокойный счастью приговор?!
Но славлю белое кипенье
в садах, когда царит весна,
неповторимые мгновенья,
когда душа обнажена!
всё так же солнышко встаёт …
И в путь свой верит в сильной выси
плывущий тихо самолёт,
где след вскипает пеной белой,
а после тает без следа!
Зачем пытаюсь неумело
оставить что-то навсегда,
запечатлеть в большом пространстве
на хрупком жизненном пути
кипящее непостоянство
всего, что в силах расцвести,
перетекающее время
от нашего небытия
в банальность вечной теоремы,
в которой ты, она и я,
зимы холодные шептанья,
и радость – вдруг, наперекор,
от были к небыли метанья,
спокойный счастью приговор?!
Но славлю белое кипенье
в садах, когда царит весна,
неповторимые мгновенья,
когда душа обнажена!
* * *
В яркой майской сини
облаков прохлада…
Я могу быть сильной,
но сейчас – не надо.
Где-то в небе прочерк
вместо нашей встречи…
Не умеем - проще,
не умеем - легче.
У черёмух ветки
обломали в мае…
Эх, прожить свой век бы,
горести не зная!
облаков прохлада…
Я могу быть сильной,
но сейчас – не надо.
Где-то в небе прочерк
вместо нашей встречи…
Не умеем - проще,
не умеем - легче.
У черёмух ветки
обломали в мае…
Эх, прожить свой век бы,
горести не зная!
Поздней осенью
Я как будто ослепла – не вижу
ни вечерней дороги во мгле,
ни дождя, ни упавшего ниже
неба, скомканного по земле
одеялами жёлтыми листьев…
Почему я не вижу, куда
уплывают, как птицы по выси
перелётные наши года?
Через юность, от зрелости к детству
эти птицы на память маршрут
знают свой, и сжимается сердце
от прощальных осенних минут.
ни вечерней дороги во мгле,
ни дождя, ни упавшего ниже
неба, скомканного по земле
одеялами жёлтыми листьев…
Почему я не вижу, куда
уплывают, как птицы по выси
перелётные наши года?
Через юность, от зрелости к детству
эти птицы на память маршрут
знают свой, и сжимается сердце
от прощальных осенних минут.
Всё — только жизнь
Пока жива, я благодарна буду
под ярким солнцем и в кромешной мгле
великому, немыслимому чуду -
дышать, любить, смеяться на Земле.
И людям - за нечаянные встречи,
за роскошь взглядов, за переполох
души счастливой в синий лунный вечер,
за то, что в каждом проявился Бог
и вёл меня тихонько за собою
полянами цветов, долиной слёз.
Я принимала всё, роднилась с болью,
я жить училась набело, всерьёз.
И все мои открытия, ошибки
мне под ногами выстилали твердь.
И пусть туман вокруг, от горя зыбкий,
всё — только жизнь,
лишь часть от жизни — смерть...
под ярким солнцем и в кромешной мгле
великому, немыслимому чуду -
дышать, любить, смеяться на Земле.
И людям - за нечаянные встречи,
за роскошь взглядов, за переполох
души счастливой в синий лунный вечер,
за то, что в каждом проявился Бог
и вёл меня тихонько за собою
полянами цветов, долиной слёз.
Я принимала всё, роднилась с болью,
я жить училась набело, всерьёз.
И все мои открытия, ошибки
мне под ногами выстилали твердь.
И пусть туман вокруг, от горя зыбкий,
всё — только жизнь,
лишь часть от жизни — смерть...
Ссылки на публикации:
Статья о выходе сборника Л.Желенис «Синее солнце» в журнале «Клаузура»
