Смирнов Анатолий Павлович
Анатолий Смирнов родился 8 июля 1957 в Рыбинске. Первые стихи написал в 11 лет, постоянно литературным творчеством занимается с 14 лет. Впервые стихи опубликованы осенью 1977 года в газете «Рыбинская правда». В советские времена печатался в областных газетах «Северный рабочий» и «Юность», в коллективных сборниках Верхне-Волжского
книжного издательства, во всесоюзных журналах «Смена» и «Волга». В 1983 – 1990 годах
обучался на заочном отделении Литературного института имени А. М. Горького (творческие мастерские Анатолий Жигулина и Эдуарда Балашова). В постсоветские годы стихи публиковались в ярославских областных и городских газетах, в журналах «Русь», «Мера», «Причал», «Север», «Лиффт», «Великороссъ» и др. Первый сборник стихов «Осенний
человек» вышел в 1996 году. Затем вышли книги «Предощущенья» (2011), «Чернила и сугробы» (2012), «Здесь и Там» (2013), «Своё, человеческое» (2015), «Непотаённое» (2016),
«Всё что не названо» (2019), «Экклесиаст» (2020). Член Союза писателей России с 2014 года,
главный редактор литературного интернет-журнала ЯОО СПР «Причал».
Анатолий смирнов
Подборка стихотворений
* * *
Георгины в саду увядают,
Угасают, как угли в золе.
Лепестки, шелестя, облетают,
В трубки свёртываются на земле.
Мне не жалко цветов, мне не больно
В мокрых сумерках серого дня,
Только что-то уходит невольно
С увяданьем цветов от меня
И теряется в хмари дождливой...
Лишь светлей и грустней на душе,
Будто был я когда-то счастливым,
Будто был я счастливым уже.
Угасают, как угли в золе.
Лепестки, шелестя, облетают,
В трубки свёртываются на земле.
Мне не жалко цветов, мне не больно
В мокрых сумерках серого дня,
Только что-то уходит невольно
С увяданьем цветов от меня
И теряется в хмари дождливой...
Лишь светлей и грустней на душе,
Будто был я когда-то счастливым,
Будто был я счастливым уже.
1977
* * *
Пьёт нектар золотая пчела,
Одуванчик тяжёлый качая...
Отряхаю усталость с чела
И заботы с души отряхаю.
День цветочною пылью пропах,
Шепчет ветер, что вольному воля...
Почему я живу в городах,
А люблю больше небо да поле?
Почему той любовью храним
Не уйду в дорогие просторы?..
Видно, что-то, на чём мы стоим,
Знает только стремительный город,
Где прибежище дерзких умов,
Где заводов тяжёлые вздохи,
Где звенят средь стандартных домов
Обнажённые нервы эпохи.
Одуванчик тяжёлый качая...
Отряхаю усталость с чела
И заботы с души отряхаю.
День цветочною пылью пропах,
Шепчет ветер, что вольному воля...
Почему я живу в городах,
А люблю больше небо да поле?
Почему той любовью храним
Не уйду в дорогие просторы?..
Видно, что-то, на чём мы стоим,
Знает только стремительный город,
Где прибежище дерзких умов,
Где заводов тяжёлые вздохи,
Где звенят средь стандартных домов
Обнажённые нервы эпохи.
1979
* * *
Сизый ветер. Тяжёлые тучи.
Дрожь зелёных взлохмаченных крон...
Заступает весна неминуче
На большой грозовой перегон.
Завтра вспыхнет жар-птицами молний,
Загремит жерновами громов,
Влажной нежностью сердце наполнит,
Как водою заброшенный ров.
И в стремлениях слитый с природой,
Среди русской равнинной глуши
Ты упьёшься великой свободой
Очарованной миром души!
Дрожь зелёных взлохмаченных крон...
Заступает весна неминуче
На большой грозовой перегон.
Завтра вспыхнет жар-птицами молний,
Загремит жерновами громов,
Влажной нежностью сердце наполнит,
Как водою заброшенный ров.
И в стремлениях слитый с природой,
Среди русской равнинной глуши
Ты упьёшься великой свободой
Очарованной миром души!
1986
НА ЗАРЕ
Сквозь жемчуг инея рябиновым рубином
Горит, не грея, радость октября,
И застекляет окна по низинам
Рубиновая звонкая заря.
А воздух чист и звёзден на изломе,
Ершится золотистая стерня...
О хлебном духе думаю, о доме,
О том, что нету дома у меня.
Горит, не грея, радость октября,
И застекляет окна по низинам
Рубиновая звонкая заря.
А воздух чист и звёзден на изломе,
Ершится золотистая стерня...
О хлебном духе думаю, о доме,
О том, что нету дома у меня.
1991
ЗЕЛЁНЫЙ СНЕГ
Зелёный яркий снег на мартовском закате...
Такой живописать и Левитан не смог,
Но он в моей душе горит лет двадцать пять уж,
Зелёный яркий снег меж санных двух дорог.
Вокруг поля желты, оранжевы, багряны,
И только там, куда спешу я на ночлег,
У сизого села, как райская поляна,
Как билльярдный стол, – зелёный яркий снег.
Где зелень ты нашло, багровое светило,
Чтоб сказкой оплести привычную тропу?..
Что было в те года, давно перезабыл я, –
Зелёный яркий снег никак не разгребу.
Я видел цвет морей, тайги, степей, пустыни,
Я видел цвет небес сквозь реактивный бег,
Но ближе мне всего, оттуда и доныне,
У дедова села зелёный яркий снег.
Такой живописать и Левитан не смог,
Но он в моей душе горит лет двадцать пять уж,
Зелёный яркий снег меж санных двух дорог.
Вокруг поля желты, оранжевы, багряны,
И только там, куда спешу я на ночлег,
У сизого села, как райская поляна,
Как билльярдный стол, – зелёный яркий снег.
Где зелень ты нашло, багровое светило,
Чтоб сказкой оплести привычную тропу?..
Что было в те года, давно перезабыл я, –
Зелёный яркий снег никак не разгребу.
Я видел цвет морей, тайги, степей, пустыни,
Я видел цвет небес сквозь реактивный бег,
Но ближе мне всего, оттуда и доныне,
У дедова села зелёный яркий снег.
2001
* * *
Пережить бы эту зиму,
Перейти бы этот снег,
Не теряя глаз любимых,
Не смыкая век навек.
Но от голода усталость,
Тяжело идти по льду,
Сил почти что не осталось:
Дунет ветер – упаду.
Ты не дуй, морозный ветер,
Не вали меня в сугроб:
Слишком дорог, слишком светел
Для меня хрустальный гроб.
Не скользи с-под ног, дорога:
Слишком лёгок этот путь –
В ледяном дыханьи Бога
Без страдания уснуть.
Перейти бы этот снег,
Не теряя глаз любимых,
Не смыкая век навек.
Но от голода усталость,
Тяжело идти по льду,
Сил почти что не осталось:
Дунет ветер – упаду.
Ты не дуй, морозный ветер,
Не вали меня в сугроб:
Слишком дорог, слишком светел
Для меня хрустальный гроб.
Не скользи с-под ног, дорога:
Слишком лёгок этот путь –
В ледяном дыханьи Бога
Без страдания уснуть.
2003
ТИШИНА
Не любовница и не жена, –
Вдруг обнимет тебя тишина,
Еле слышимый шорох листов,
Еле чуемый запах цветов,
В поздних сумерках дальней зари
Красногрудые снегири.
Паутина дрожит у окна....
Прямо в сердце течёт тишина
И, как рыбы в коралловом сне,
Чувства дремлют в цветной глубине,
А над толщей гранатовых вод
Исполинское солнце встаёт.
Ради этих блаженных минут
Очень многие люди живут.
Вдруг обнимет тебя тишина,
Еле слышимый шорох листов,
Еле чуемый запах цветов,
В поздних сумерках дальней зари
Красногрудые снегири.
Паутина дрожит у окна....
Прямо в сердце течёт тишина
И, как рыбы в коралловом сне,
Чувства дремлют в цветной глубине,
А над толщей гранатовых вод
Исполинское солнце встаёт.
Ради этих блаженных минут
Очень многие люди живут.
2003
* * *
Опасен ум, холодный энтомолог,
Влекомому в дендрарии искусств:
Прикалывает мыслями иголок
К листам он бабочек различных чувств.
Прискорбны эти жертвы многодумья,
Забывшие порхание и дых...
Продли, Господь, мне вышнее безумье –
Писать на крыльях бабочек живых!
Влекомому в дендрарии искусств:
Прикалывает мыслями иголок
К листам он бабочек различных чувств.
Прискорбны эти жертвы многодумья,
Забывшие порхание и дых...
Продли, Господь, мне вышнее безумье –
Писать на крыльях бабочек живых!
2009
ИНВАЛИД
У базарных ворот, при дороге,
ниже всех проходящих людей
он торчал, абсолютно безногий,
над убогой каталкой своей –
на подшипниках грубые доски –
и темнее асфальта ладонь,
а в губах – перламутра полоски,
из Берлина губная гармонь.
Бородатый, хмельной, полужуткий,
лбом со шрамом к асфальту клонясь,
выдувал он о сопках манжурских
на дрожащей гармонике вальс...
Рядом бодро галдели старухи,
предлагали укроп и лучок,
но отец, пошептав мне на ухо,
в руку толстый совал пятачок.
Подходил я к изнанке берета,
раскрывал вдруг вспотевший кулак
и на горстку потёртых монеток
опускал осторожно пятак,
и к отцу отбегал, что в сторонке
поджидал со стыдом на лице;
а у бабки в шкафу – похоронка,
что пришла до меня, об отце...
Пробивные хрущёвские годы
снова храмы громили окрест
и оттаявший запах свободы
замерзал, как предутренний лес;
прорастало российское пьянство
в подворотне, в скверу, в гараже...
Но и бледный росток христианства
прорастал в моей бедной душе!
ниже всех проходящих людей
он торчал, абсолютно безногий,
над убогой каталкой своей –
на подшипниках грубые доски –
и темнее асфальта ладонь,
а в губах – перламутра полоски,
из Берлина губная гармонь.
Бородатый, хмельной, полужуткий,
лбом со шрамом к асфальту клонясь,
выдувал он о сопках манжурских
на дрожащей гармонике вальс...
Рядом бодро галдели старухи,
предлагали укроп и лучок,
но отец, пошептав мне на ухо,
в руку толстый совал пятачок.
Подходил я к изнанке берета,
раскрывал вдруг вспотевший кулак
и на горстку потёртых монеток
опускал осторожно пятак,
и к отцу отбегал, что в сторонке
поджидал со стыдом на лице;
а у бабки в шкафу – похоронка,
что пришла до меня, об отце...
Пробивные хрущёвские годы
снова храмы громили окрест
и оттаявший запах свободы
замерзал, как предутренний лес;
прорастало российское пьянство
в подворотне, в скверу, в гараже...
Но и бледный росток христианства
прорастал в моей бедной душе!
2010
КИЛЛЕРЫ ДУШИ
Под сереньким дождём наш город серенький
Подошвами и скатами шуршит,
Стремясь догнать в комфортности Америку,
И всюду рыщут киллеры души.
В машине прячет взгляд за тонировкой,
Джин с тоником сосёт в кафе «Полёт»...
Взор распахнёшь, обмолвишься неловко,
Откроешь душу, тут же и убьёт.
Улыбкой просияв, мгновенно спрячет
Взгляд-пистолет, зияющий зрачком,
За пазуху ресниц, толкнёт и мячиком
Покатишься бездушно и молчком.
Паскудный мир гламура и доходности
Не покривится рожами реклам,
И у ментов, в густых графах отчётности,
Убийство душ не счислено и там.
Вот потому на лица пялим чёрные
Очки и с незнакомцем ни гу-гу,
Вот потому на гибель обречённые
Так торопливо едут и бегут.
«Хайтек» взрезает колоннады «сталинок»,
Как рёбрышки мясницкий нож прямой,
А старый город, словно ветхий валенок,
Плодит в трущобах пакостную моль.
Молчи! Таись! Спасенья не загадывай!
Копи под сердцем чувств своих гроши,
Чтобы порой любимую порадовать,
А не бессчётных киллеров души.
Подошвами и скатами шуршит,
Стремясь догнать в комфортности Америку,
И всюду рыщут киллеры души.
В машине прячет взгляд за тонировкой,
Джин с тоником сосёт в кафе «Полёт»...
Взор распахнёшь, обмолвишься неловко,
Откроешь душу, тут же и убьёт.
Улыбкой просияв, мгновенно спрячет
Взгляд-пистолет, зияющий зрачком,
За пазуху ресниц, толкнёт и мячиком
Покатишься бездушно и молчком.
Паскудный мир гламура и доходности
Не покривится рожами реклам,
И у ментов, в густых графах отчётности,
Убийство душ не счислено и там.
Вот потому на лица пялим чёрные
Очки и с незнакомцем ни гу-гу,
Вот потому на гибель обречённые
Так торопливо едут и бегут.
«Хайтек» взрезает колоннады «сталинок»,
Как рёбрышки мясницкий нож прямой,
А старый город, словно ветхий валенок,
Плодит в трущобах пакостную моль.
Молчи! Таись! Спасенья не загадывай!
Копи под сердцем чувств своих гроши,
Чтобы порой любимую порадовать,
А не бессчётных киллеров души.
2010
* * *
Мёд грусти полевая Русь
Цедила в сердце моё смолоду.
Теперь, как перец, её грусть,
Вот вышел на простор из города:
Чертополоха пух кружит
По пустырям, что были нивами,
Над местностью, где долго жил
Я идеалами фальшивыми.
Так жил, чтоб на земле отцов
Дожить до возраста, как лезвие,
Что не находит образцов
Ни в человеках, ни в поэзии.
Не потому нет образцов,
Что стал я князем между панами,
А оттого, что заросло
Лицо Отечества бурьянами,
Что глохнет в них живой глагол
Под ветра дьявольскими мессами,
Что мой народ меня увёл
Туда, где душу делят с бесами.
Цедила в сердце моё смолоду.
Теперь, как перец, её грусть,
Вот вышел на простор из города:
Чертополоха пух кружит
По пустырям, что были нивами,
Над местностью, где долго жил
Я идеалами фальшивыми.
Так жил, чтоб на земле отцов
Дожить до возраста, как лезвие,
Что не находит образцов
Ни в человеках, ни в поэзии.
Не потому нет образцов,
Что стал я князем между панами,
А оттого, что заросло
Лицо Отечества бурьянами,
Что глохнет в них живой глагол
Под ветра дьявольскими мессами,
Что мой народ меня увёл
Туда, где душу делят с бесами.
2011
У КОСТРА
Ночь купальская шуршит тихо в тихих снах,
Лишь порой дергач кричит, бегая в овсах.
Треплет волосы огня сквозняком ночным.
Смотрит кто-то на меня над костром сквозь дым.
Роковой незримый взгляд прямо в сердце жжёт.
Искры перьями летят в чёрный небосвод;
Купол света окружён тьмой, прижат к земле...
Кем мой взор заворожён в желтопёрой мгле?
Сладким ужасом зажглось сердце от огня...
Что он, этот тайный гость, знает про меня?
Лишь порой дергач кричит, бегая в овсах.
Треплет волосы огня сквозняком ночным.
Смотрит кто-то на меня над костром сквозь дым.
Роковой незримый взгляд прямо в сердце жжёт.
Искры перьями летят в чёрный небосвод;
Купол света окружён тьмой, прижат к земле...
Кем мой взор заворожён в желтопёрой мгле?
Сладким ужасом зажглось сердце от огня...
Что он, этот тайный гость, знает про меня?
2012
МАЛЬЧИК И ОСЕННЯЯ ЖУТЬ
Ветер сорвал с заката
шёлк лепестков георгина,
лунным быком рогатым
голову в звёзды вскинул.
Ночь, словно дочь саванны,
кожей чернея голой,
щиплет с гусей тумана
перья в пустой просёлок.
В мокром пере по пояс
ивы блестят перстами.
Жуть распускает пояс
злобы, шурша кустами.
Мальчик идёт просёлком
в каплях морозной ртути,
в щёки впились иголки
злого дыханья Жути.
Что тебя гонит, мальчик,
сквозь эти своры страха?
Грусти по дому зайчик?
Дней интернатских плаха?..
Свет занебесный тонок,
впутан он в звёздный кремний.
Кто тебя ждёт, дитёнок,
в глохлой твоей деревне?
Ночь, словно дочь саванны,
кожей чернея голой,
щиплет с гусей тумана
перья в пустой просёлок.
Мальчик идёт просёлком
в каплях морозной ртути;
словно глазищи волка,
в ивах глазищи Жути.
Над запустевшей Русью
ветер читает святцы...
Мальчику Бог попустит,
даст через Жуть продраться.
Грусти родной истома,
дней интернатских плахи...
Мальчик дойдёт до дома,
мальчик убьёт все страхи!
шёлк лепестков георгина,
лунным быком рогатым
голову в звёзды вскинул.
Ночь, словно дочь саванны,
кожей чернея голой,
щиплет с гусей тумана
перья в пустой просёлок.
В мокром пере по пояс
ивы блестят перстами.
Жуть распускает пояс
злобы, шурша кустами.
Мальчик идёт просёлком
в каплях морозной ртути,
в щёки впились иголки
злого дыханья Жути.
Что тебя гонит, мальчик,
сквозь эти своры страха?
Грусти по дому зайчик?
Дней интернатских плаха?..
Свет занебесный тонок,
впутан он в звёздный кремний.
Кто тебя ждёт, дитёнок,
в глохлой твоей деревне?
Ночь, словно дочь саванны,
кожей чернея голой,
щиплет с гусей тумана
перья в пустой просёлок.
Мальчик идёт просёлком
в каплях морозной ртути;
словно глазищи волка,
в ивах глазищи Жути.
Над запустевшей Русью
ветер читает святцы...
Мальчику Бог попустит,
даст через Жуть продраться.
Грусти родной истома,
дней интернатских плахи...
Мальчик дойдёт до дома,
мальчик убьёт все страхи!
2012
ЖЕЛАНИЯ
Желания всегда — в спине подтёк озноба;
дрожанье нервных мышц; слюнявость языка;
жевание мечты; посланье, что до гроба,
читая, не прочтёшь до крайнего листка.
А в городе весна ломает льда подковы,
собачатся коты, с сугробов прёт дымок
и голубь на челе святого Ушакова
клоакою чертит свой ангельский штришок.
Желание желты и трепетны, как лани,
но иногда жирны и бычатся быком,
а если день пройти, быть может в ресторане
всщекочут вдруг ладонь девичьим локотком.
За городом в полях полынно пахнет талью,
в канавах вдоль шоссе ручьи блестят, как ртуть...
Желаний мне не жаль, мне жаль расстаться с жалью
просторов и небес, клубящих света муть.
Неси меня, мотор; рули, рука шофёра,
в ту рощу, где в земле слились отец и мать,
в кладбищенскую тишь погостного угора,
в желание светло о вечном горевать!
Россия... Жизнь... Весна... Касаньем тёплой ткани
трепещет по щеке туманный ветерок...
Я многого хотел, я много знал желаний;
желанью не желать уже подходит срок.
дрожанье нервных мышц; слюнявость языка;
жевание мечты; посланье, что до гроба,
читая, не прочтёшь до крайнего листка.
А в городе весна ломает льда подковы,
собачатся коты, с сугробов прёт дымок
и голубь на челе святого Ушакова
клоакою чертит свой ангельский штришок.
Желание желты и трепетны, как лани,
но иногда жирны и бычатся быком,
а если день пройти, быть может в ресторане
всщекочут вдруг ладонь девичьим локотком.
За городом в полях полынно пахнет талью,
в канавах вдоль шоссе ручьи блестят, как ртуть...
Желаний мне не жаль, мне жаль расстаться с жалью
просторов и небес, клубящих света муть.
Неси меня, мотор; рули, рука шофёра,
в ту рощу, где в земле слились отец и мать,
в кладбищенскую тишь погостного угора,
в желание светло о вечном горевать!
Россия... Жизнь... Весна... Касаньем тёплой ткани
трепещет по щеке туманный ветерок...
Я многого хотел, я много знал желаний;
желанью не желать уже подходит срок.
2013
* * *
Милый, милый, смотри, смотри,
Как за ельника чёрный край
Утекает вода зари!..
Там за краем, наверно, Рай.
Розы, розы цветут в Раю,
Много, много душистых роз...
Там, наверное, жизнь мою
В лепестки превратит Христос.
Милый, милый, ведь мы умрём
Через десять иль сорок лет.
Глянь, с востока как окоём
Тёмен,тёмен, забыл про свет!
Если позже умрёшь ты сам,
Верю, верю, что райским днём
Прилетишь к моим лепесткам,
К их шелкам золотым шмелём.
Зря ль в зените все облака
В снег белы, как Господь в Раю,
И течёт через луг река
От востока сквозь ночь в зарю?..
Милый, милый, ты будь со мной
Здесь и Там и люби меня...
Как душны фиалкой ночной
Наши росные зеленя!
Как за ельника чёрный край
Утекает вода зари!..
Там за краем, наверно, Рай.
Розы, розы цветут в Раю,
Много, много душистых роз...
Там, наверное, жизнь мою
В лепестки превратит Христос.
Милый, милый, ведь мы умрём
Через десять иль сорок лет.
Глянь, с востока как окоём
Тёмен,тёмен, забыл про свет!
Если позже умрёшь ты сам,
Верю, верю, что райским днём
Прилетишь к моим лепесткам,
К их шелкам золотым шмелём.
Зря ль в зените все облака
В снег белы, как Господь в Раю,
И течёт через луг река
От востока сквозь ночь в зарю?..
Милый, милый, ты будь со мной
Здесь и Там и люби меня...
Как душны фиалкой ночной
Наши росные зеленя!
2014
ЗАПАХ
Сирень не цвела, а дышала,
Хоть, может, цвела без ума,
Но это увидеть мешала
Ночная дождливая тьма.
А вот ароматы дыханья
Клубами втекали в окно
С молитвенной тайной шептанья
Небес, наводнивших темно.
И ум, что был мыслям распахнут,
Решить без сомненья не мог:
То ль ангелы дивно так пахнут?
То ль дивно так пахнет сам Бог?
Хоть, может, цвела без ума,
Но это увидеть мешала
Ночная дождливая тьма.
А вот ароматы дыханья
Клубами втекали в окно
С молитвенной тайной шептанья
Небес, наводнивших темно.
И ум, что был мыслям распахнут,
Решить без сомненья не мог:
То ль ангелы дивно так пахнут?
То ль дивно так пахнет сам Бог?
2017
Подробнее с творчеством Анатолия Смирнова можно ознакомиться на его персональном сайте
