Помню детство — семидесятые годы прошлого века. Прежде чем читать по букварю, мы, дети, уже читали по громадным буквам плакатов того времени: «Слава труду!», «Слава КПСС!». В каждом учреждении, даже в детсадах, — на видном месте обязательный портрет Ленина. Октябрята, пионеры, красные галстуки... Патриотическое воспитание было, а о Боге нам не рассказывали. Над теми, кто носил крестики, смеялись. Справедливость, как и сейчас,
торжествовала не всегда, особенно в маленьком детском мирке, далёком от политики. И всё же люди были более сплоченными, более отзывчивыми.

Там, где моя настоящая мама
Ух ты, снега сколько! Все лавочки возле нашего детского садика засыпало! И все кусты во дворе заснежило. А на крыше беседки словно ещё одна крыша выросла — снеговая.
Наша воспитательница говорила, что снегу падать рано. Сперва праздники будут ноябрьские, а потом уже и снег. Вот и не угадала она! А ещё взрослая называется. Я и то знаю, что снег нарочно пораньше выпал, чтобы праздники пришли побыстрее и нас бы домой забрали. Потому что наша группа — круглосуточная. Других из детского садика каждый день забирают, а нас — только на выходные. Или на праздники. А до праздников ещё два дня. Вот сейчас варежку с руки сниму и посчитаю. Так... Целая ладошка — пять пальцев. Один загнуть — будет четыре. Это мне сейчас — четыре года. Но когда меня спрашивают, сколько мне годиков, я всегда полную ладошку показываю. Нет, не вру. Я знаю, что врать нехорошо. Просто хочется, чтобы побыстрее пять исполнилось. А дней в неделе от выходных до выходных тоже пять. Только эта неделя короче — четыре дня. Ещё палец загибаю. И ещё два. Два дня осталось. Ой, мамочки, как же эти два дня дотерпеть?!
Пока я считала, пальцы замёрзли и во дворе темнеть стало. Теперь снег и небо одного цвета. Мир сейчас как будто всего двумя красками нарисован: деревья и беседки — чёрного цвета, а снег и небо — синего. Я сажусь на качели и гляжу, как медленно-медленно небо становится темнее снега. Словно кто-то добавляет и добавляет в него густую чёрную краску. А фонарь у меня над головой, наоборот, светлеет. Он весь день спал, а теперь расцвёл. Когда мама в ванне марганцовку разводит, такой же цвет получается. А фонарь всё бледнее и бледнее. Будто мама в ванну воды долила и марганцовку разбавила. В такой воде она меня искупает, когда домой заберёт. Искупает, в полотенце завернёт и в макушку поцелует. И скажет обязательно:
— Цыплёнок ты мой мокренький!
Только этого ещё дождаться надо.
Вот и совсем стемнело. Всех уже домой позабирали. А мы, которые круглосуточные, остались.
— Хочу к папе! — ревёт моя подружка Маринка Ковалёва.
Она бы к маме просилась, но у неё один только папа. А у меня одна мама. Но она, наверное, ненастоящая. Была бы настоящая — меня бы каждый день из садика забирала. Я так её об этом прошу! Значит, она ненастоящая. Так чего же о ней плакать? Настоящая моя мама, наверное, живёт на звезде. Воспитательница, Анна Николаевна, говорила, что только отсюда, с Земли, звёзды маленькими кажутся. А на самом деле они болыпие- преболыпие, и на некоторых из них живут люди, похожие на нас. Наверное, и мама моя там. Но до неё далеко-далеко. И если я закричу ей, она не услышит. А что если думать и думать о ней? Может, тогда она услышит и унесёт меня на нашу звезду. И там никто не будет ломать мои игрушки, отбирать конфеты и дергать за волосы.
— Наташа!
Я оглядываюсь. Мама! Я бегу к ней быстрее ветра.
— Нет, сегодня я тебя не заберу, — говорит она. — Я проведать тебя пришла.
И протягивает мне пластмассовую собачку. И ещё мандарин.
— Мне на работу пора. Ну, не плачь, Наташка, не надо. Ты же знаешь — я на двух работах работаю. Ну, всё, всё! Иди к ребятам.
Она уходит. Значит, всё-таки ненастоящая. Я же знаю, как волк к семерым козлятам приходил, мамой их притворялся. И про то, как он бабушкой притворялся, а Красная Шапочка поверила.
Нет, та тётя, которая сейчас ко мне приходила, она не волк. Она не злая. Но — не моя. И этот детский садик тоже не мой. И эта улица за толстой оградой — тоже не моя. И автобусы, которые по дороге ездят, — тоже не мои. Там, где я была раньше, никаких автобусов не бывает. Это здесь взрослые боятся, что мы под машину попадём. А там, где я раньше была, так хорошо, что и бояться нечего. А как там красиво! Люди светятся. Только не так, как лампочка. И не так, как фары автобуса. На их свет глядеть совсем не больно, не то что на лампочку. Только я не помню, где это. Наверное, на звезде.
Шлёп! — это кто-то из наших в меня снежком кинул.
Дураки... Думать мешают. На нашей звезде таких дураков нет. Там никто никому не мешает.
Ещё снежок! И ещё! Надоели. Больно же! А там, где я жила раньше, мне никогда не было больно. Только бы вспомнить, где это было. Почему про мою звезду мне никто-никто не рассказывает? Про то, где я раньше жила, молчат, как будто этого и не было. А вдруг и вправду не было? Вдруг мне просто сон приснился? Как обидно! Обидно так, что зареву сейчас!
Но словно какой-то голос говорит мне:
— Было! Было не во сне, а на самом деле. И будет опять. Когда ты снова туда попадёшь.
— А куда — туда? И когда я там опять буду? — спрашиваю я у Него.
Я не слышу голоса, который говорит со мной, но почему-то знаю, что Он, кто-то, гово¬рит, отвечает мне. И ещё я знаю, что Он оттуда — со звезды.
— Ты меня с собой возьмёшь? — спрашиваю.
— Тебе ещё рано. Ты ещё ничего не сделала здесь. Ни плохого, ни хорошего.
— А что сделать надо? — спрашиваю я.
Обидно мне — неужели за просто так меня обратно на звезду не возьмут? Я ведь и делать ещё ничего не умею. Это что же, мне до взрослой ждать? И вообще, где Он сам-то? Тот, кто говорит со мной? Почему глазами я его не вижу? Знаю только, что Он совсем рядом. Я и маму так же угадать могу с закрытыми глазами — в комнате мама или уже ушла. А может, мне его поискать? Может, он со мной играет так? Я оглядываюсь. За беседкой Его нет, за деревом — тоже нет.
И вообще во всём дворе никого нет. Ни одного человека. Только снег молчит и падает, падает, падает. Я дёргаю двери садика — двери закрыты. Так и есть — все ушли, а про меня забыли. А может, не забыли? Может, нарочно здесь оставили, чтобы Кто-то пришёл и забрал меня на нашу звезду? Тогда пусть скорее забирает!
И я выхожу на середину садиковского двора, чтобы Ему было видно меня сверху. И жду. Сейчас! Сейчас! Прямо сейчас!
Почему я ничего никому не сказала
— Наташа! — Нянечка тётя Зина выбегает из дверей. Пальто на белый халат накину¬то и тапочки на босу ногу И лицо у тёти Зины сердитое. — Наташа! Ты где была? Почему не в группе?
Она берёт меня за руку и тащит вверх, по лестнице. Фу, как тут хлоркой пахнет! А на моей звезде всегда только цветами пахло. Я упираюсь, вырываюсь из тётизининой руки и реву так, что горлу больно: мне надо во дворе остаться и дождаться, когда меня заберут!
Но меня приводят в группу. Глаза у воспитательницы такие злые, что в них даже гля¬деть страшно.
— Ты почему со всеми не ушла?
— Меня забрать должны.
— Твоя мама сказала уже, что сегодня тебя не заберёт.
— А меня не мама заберёт.
— Кто же?
Я молчу. Я не знаю, как зовут Его, который со звезды.
Анна Николаевна объявляет:
— Ребята! Никогда не делайте так, как Наташа Краюхина. Сказано — идём в группу, значит, собрались все вместе и пошли. Понятно?
— Да! — отвечают наши хором.
— Наташу я накажу. И всю группу с ней вместе. Почему никто не заметил, что Краюхина во дворе осталась? Где ваша дружба? А если бы она там насмерть замёрзла? В следующий раз друг за другом смотрите, чтобы все на месте были. Сегодня я вас накажу — сказку на ночь я вам не прочитаю. А сейчас быстро ужинать! — Анна Николаевна хлопает в ладоши и ко мне в раздевалку возвращается: — Ещё не разделась? Тебя что — вся группа ждать должна?
Я раздеваюсь и иду за стол. А наши, которые уже за столом сидят, на меня так смотрят... Они всегда так смотрят, когда побить хотят. Рассказать ли им про Кого-то? Расскажу! А когда Он спустится за мной со звезды, они, конечно, со мной вместе запросятся. И тогда Он им скажет: «А вас я с собой не возьму. Потому что вы Наташу обижали». И мы с Ним улетим. А они по мне скучать не будут. Ну и пусть. Я по ним тоже не буду. Нет, наверное, Маринка Ковалёва будет скучать. Тогда я попрошу Его, Он и её тоже с собой заберёт.
— Наташа! Сколько можно сидеть над одной тарелкой? Не хочешь есть — неси тарелку няне.
Я и несу. Раз Анна Николаевна мне так велит. Блямц! Тарелка с кашей и стакан с молоком разбиваются. Брызги во все стороны! И Анне Николаевне — на новый костюм.
— О, господи! Что за непутёвая?
— Нет, я путёвая, путёвая! А ты — злая! И меня скоро на звезду возьмут. А тебя — не возьмут. Понятно?
Анна Николаевна меня не слушает. Она костюм свой под краном замывает. Я иду в спальню. А там наши на меня набрасываются и бьют.
— Это за сказку тебе, Краюха!
Меня бьют все, даже моя подружка Маринка Ковалёва.
Нет, я даже Маринку не возьму с собой на звезду. И ничего никому не расскажу! Вот такушки!
Там, где наказывают
Перед праздником приходит мама. Она ещё только в воротах садиковских стоит, но уже руки навстречу мне раскрыла и присела. И я уже знаю, что сейчас будет. И мчусь к маме. И падаю в её руки, она ловит меня и поднимает вверх. Я лечу! Мама кружит меня вокруг себя. Это не как на звезде, а как на карусели. Но всё равно летать так здоровско!
Скоро мы дома будем. Но сначала нам надо на автобус сесть. До чего взрослые говорят неправильно! Не «на автобус» надо говорить, а «в автобус». Если бы «на автобус», так мы бы уж давно сели, прямо на крышу автобусную, и поехали. А ведь нам в двери забраться надо. Людей же там так много, что нам с мамой не поместиться. Так всегда бывает, когда все с работы домой едут.
— Наташка, давай в магазин сходим? А потом и народу будет меньше.
И мы с мамой идём в магазин. Какая там очередь длиннющая! Мама на цыпочки встала, но ей всё равно не видно, что достают и взвешивают.
— Кур выкинули, — объясняет ей толстая тётенька. — По штуке в руки.
«Почему выкинули? — думаю я. — Неужели они никому не нужны? И кто столько
сразу кур выкинул?»
— Наташа, придётся постоять. Нас двое, значит, и кур дадут две, — говорит мама.
И мы встаём в хвост очереди. Мы стоим, стоим, а очередь не двигается. Вокруг меня — лес из пальто и шуб. Но в настоящем лесу дышать легко, а в шубном — душно. Потому что все люди в шубном лесу друг друга не любят, обзываются. Вон та тётенька обозвала другую. Кем — я не поняла, но, наверное, кем-то обидным. У той аж всё лицо от злости покраснело. Старый дяденька всем книжечку какую-то показывает и кричит: «Я — ветеран! Мне без очереди». «А мы что, князья?» — отвечают ему. И прибавляют такие слова, которые мама строго-настрого мне говорить запретила. Мама сказала, что слова эти — матерные и говорить их стыдно. А тёти и дяди из очереди, наверное, глупее детей, раз им не стыдно. От этого в магазине и душно.
— Наташа! Ты куда? — кричит мне вдогонку мама.
— Мама, я не могу! Мне душно!
Я убегаю к дверям. Там люди не злые — из магазина выходят уже с курицами. У кого — одна, у кого — две, а у кого и полная сумка, у тех, кто всей семьёй стоит. Скоро и мама моя выйдет. И она, в конце концов, выбирается из очереди с одной-единственной курицей. И притом совсем маленькой. А как устала она! И кажется, даже плакала в этой очереди. Бедная...
— Вот, — показывает она мне курицу, — только одна. Если бы ты со мной стояла, досталось бы две.
— Мне душно стоять.
— А мне не душно? Ты бы отдохнула и снова ко мне пришла. Не догадалась, непутёвая?
Мама меня ругает, и голос у неё дрожит. Она и в самом деле плакала. Надо было и
вправду с ней вместе стоять. Нет, не потому, что нам тогда бы дали две курицы вместо одной. Не поэтому. Раз мама здесь, где так плохо, значит, она тоже за что-то наказана. А если бы я рядом стояла, ей бы не так тяжело было это наказание терпеть. Ведь стано¬вится же Маринка Ковалёва со мной в угол, когда меня Анна Николаевна наказывает. Вместе стоять не так обидно. Что же я не догадалась? Родную маму не пожалела? Действительно, непутёвая...
Как меня подарили
Когда мы с мамой приходим домой, прямо в коридоре нас встречает соседский Мишка.
— А у меня-то звёздочка октябрятская! — хвастает он. — Меня сегодня в октябрята приняли.
На школьной форме у Мишки и правда — звёздочка. Красненькая, с лучами. А в середине портрет чей-то. Это так красиво! Я даже сначала не поняла, что это не настоящая звёздочка с неба, а только значок.
— Кто это? — показываю я на портрет.
— Ленин.
— Мама! — прошу я. — Мама, купи мне такую же звёздочку!
— Ты ещё не имеешь права её носить. Вот пойдёшь в школу — и там тебя в октябрята примут.
— Как это — примут?
— Такие звёздочки вам торжественно под музыку вручат на празднике. И приколют к школьной форме. Тогда будешь носить.
Мишка доволен, что ему можно звёздочку носить, а мне нельзя. Язык мне показал.
Наконец я дождалась, когда мама меня слушать стала. Когда курицу уже сварила, меня в ванне вымыла и спать уложила. Сейчас у неё голос не как днём. Когда она сердитая, у неё голос такой, что об него поцарапаться можно. А сейчас она голосом, словно руками, меня гладит.
— Мама, ты настоящая? Со звезды?
— С какой ещё звезды?
— Ты что? Забыла?
И я маме про нашу звезду рассказываю. А мама меня слушала-слушала, и глаза у неё такие большие стали:
— Ну, ты у меня и фантазёрка!
— Это хорошо или плохо? А ты всё-таки со звезды? Да, мам?
— Нет, Наташа. Я родилась и выросла здесь, на Земле.
— А я где родилась? И как это — родилась?
— Как ты замучила, Наташка!
— Я и так знаю, что я — со звезды! А на Землю я как попала?
Мама не отвечает. Тогда я пуще пристаю.
— Мама, мамочка, ну, скажи!
— Тебя аист принёс, — говорит мама.
— Откуда принёс? Со звезды?
— Да-да, со звезды. И мне подарил.
— На праздник? Как Мишке — звёздочку октябрятскую? А ты обрадовалась?
Мама смахивает слезинку, прижимает меня к себе крепко-крепко:
— Конечно, обрадовалась. А как же иначе?
Я понимаю, что это неправда. Мама не была мне рада. Но ей стыдно за то, что когда- то она меня не любила.
— А сейчас ты меня любишь! — говорю я маме и целую её. — Ия тебя тоже люблю.
Кажется, маме понятно, что я разгадала её стыдную тайну. Ведь я сказала: «А сейчас ты меня любишь».
«А сейчас»... Значит, раньше — не любила. Да, мама поняла, что я разгадала её. И от этого ей ещё стыднее. Какие у неё слезы горячие! И я не знаю, что сделать, чтобы мама не плакала. Ну и дура же я! Ну и непутёвая! Никогда-никогда больше не вспомню маме, что она меня не любила. Пусть она забудет об этом! Совсем, совсем забудет...